Первый раз случился у Ромки в четырнадцать лет. Она была старше и чуть под хмельком. Её бросил парень, а тут Ромка подвернулся. Позже, парень передумал и вернулся, и Ромка стал не нужен… а он влюбился и страшно переживал. Чуть было до беды не дошло: просто чудо, что отец раньше домой вернулся. Всыпал он Ромке по первое число, а после, когда волна гнева сошла, поинтересовался: — Что, в школе неприятности? Расскажи, не стесняйся! Тебя обижают? Мужчина воспитывал сына один, мать сбежала, когда Ромке исполнился месяц. Теперь парень вырос и смотрел на отца исподлобья. — Я сам кого хошь обижу! — Неужто из-за девчонки какой-нибудь? — продолжал допытываться отец, —расскажи, облегчи душу. Мне можно. — Из-за девчонки, — Ромка отвёл взгляд, стало стыдно, — ты прости меня, пап. Сам не знаю, что на меня нашло! — Слушай, сынок… я тебе сказать хочу, что ни одна девушка не стоит… ну, ты понимаешь… Жизнь, она длинная, и у тебя будет столько девчонок, что ты забудешь, как звали эту… из-за которой ты чуть жизнь свою не загубил! Отец как в воду глядел. После того случая, Ромка занялся спортом, стал точить фигуру. А когда к симпатичному лицу прибавились рельефные мышцы, от девчонок отбою не стало. В понедельник он развлекался с Женей, а в субботу уже ехал с Катей на дачу, потому что у неё родители уехали за границу. Летом он отправился на море, и разбил там сердце дочки хозяйки, у которой снимал комнату, и ещё одной девушки, с которой познакомился на пляже. К восемнадцати годам у Ромки за плечами был опыт, которого у иных мужчин не бывает за всю жизнь. В одном был не прав отец: первую любовь Роман не забыл. Во всяком случае имя накрепко запомнил, и если ему попадалась Лена, бросал её с особым цинизмом. Из-за того, что прогуливал пары в техникуме его отчислили, и он пошёл в армию. Там, казалось, взялся за ум. Вернувшись, устроился к отцу на завод. Но там Ромка не прижился, стоять у станка всю смену было ему не интересно. Тогда он перепрофилировался в сантехника. Работа, конечно, не из лёгких, но зато не на одном месте, и многообещающая в плане новых знакомств. Роман на судьбу не роптал, и вёл себя более-менее прилично, пока не умер отец. Теперь некому стало учить Ромку уму-разуму, и он стал жить так, словно каждый день — последний. К тридцати пяти годам он так и работал сантехником, но теперь у него был высший разряд, и возможность выбирать, куда идти самому, а куда послать своего помощника. Женщины уже не вешались на него, как раньше, многие старые подружки были глубоко замужними и выгуливая подросших детей, отворачивались, делая вид, что не знакомы с ним. Роман немного поистрепался: поредели волосы, рельефные мышцы заплыли жирком, но… он вёл себя так, словно всё ещё неотразим, и на многих женщин это производило впечатление. Одной из таких женщин была Люся Кащеева. Ей было двадцать восемь и она жила в доме, который «обслуживал» Роман. Как-то ей пришлось вызвать сантехника, потому что открыв стояк, чтобы списать показания счётчика, она обнаружила, что одна из труб — мокрая. Открыв дверь, она ожидала увидеть старичка с чемоданчиком и в берете, но увидела стильного блондина, в светлой джинсовке под цвет глаз и влюбилась с первого взгляда. В тот день Роман был в настроении и сыпал шутками, а она смеялась. Говорят, юмор сближает. Уходя, он сделал ей комплимент, который делал всем женщинам независимо от возраста. Но Люся этого не знала, и пряча глаза, попросила его зайти в выходные, чтобы поменять смеситель на кухне. И он зашёл. На этот раз его ждал тёплый приём: преобразившаяся хозяйка и стол с легкими закусками и вином. Роман поменял смеситель, а после прекрасно провёл время, после чего, сославшись на срочный вызов, ретировался. Платы с Люси он не взял, но и на работу не пошёл, напрасно ждал его пенсионер Сысоев из сорок седьмой квартиры. После, Роман ещё неоднократно посещал Люсину квартиру — для него эта была очередная интрижка, а она мечтала о семье и уже слышала звуки свадебного марша. Своими планами она поделилась с подругой, одноклассницей Гавриковой, что жила в соседнем доме, где были квартиры улучшенной планировки. Они частенько встречались на улице и обменивались новостями. — Надо же, Люсь, ты прямо светишься! Что с тобой? — ахнула Гаврикова. — Встретила, наконец, своего мужчину, — кокетливо моргая, ответила Люся. — Ну, говори скорее, рассказывай! — от нетерпения Гаврикова заплясала на месте. — Представляешь, Роман такой нежный, такой внимательный! — делилась впечатлениями о любовнике Люся. — А сколько зарабатывает? Работает он где? — спросила практичная Гаврикова. — Зарабатывает прилично, насколько я знаю. Там -трёшник, там- пятнашка, — ответила Люся. — Извозом, что ли, занимается? — Да нет, он сантехник, — впервые смутилась Люся, знающая, что муж Риты —известный пластический хирург. — Ромка? Сантехник?! — выпучила на неё глаза одноклассница. — Да, а что? Ты его знаешь? — тут же забеспокоилась Люся. — Кащеева, да его вся округа знает! Бабник и )…(, каких поискать! Беги от него, пока не поздно! — Ты…— глаза Люси наполнились слезами. Мечта о счастливой семейной жизни с Романом давала существенную трещину, — ты уверена? Может, это другой Роман? — Ну, какой другой, какой другой! —закудахтала Гаврикова, он у нас один на все времена! Знаешь, как его все называют? И она шепнула Люсе на ухо, как: Ромка- ёрь! — Неправда! — Кстати, я вчера его видела, он к моей соседке зашёл, у неё муж дальнобойщик, — продолжала торжествующая Рита, — так она музыку включила. Думаешь, зачем? Чтобы вопли заглушить! А в нашем доме толстые стены, не то, что у вас! — К тебе он значит тоже заходил? — зачем-то спросила Люся. — Вчера нет, — многозначительно улыбнулась Гаврикова, — Люсь, погоди, ты куда? Люся побрела к своему дому и лишь отмахнулась. Глаза разъедали слёзы, а Риткины утешения ей были не нужны. Похоже, что одноклассница не врала: последние три дня Романа было не видно и не слышно: он уверял, что у него много работы. Люся решила ему не звонить, наивно полагая, что он позвонит сам. Но он не звонил. На третий день она не выдержала и позвонила сама. Роман не брал трубку. Может быть, не слышал, а может быть, кинул её номер в чёрный список. Тогда она вытерла слёзы и села думать. Так просто отказываться от мечты она не собиралась. Нужно сделать так, чтобы для Романа перестали существовать другие женщины. Но как стать для него единственной?…Она долго сидела, перебирая в голове все варианты — от романтических до отчаянных. Люся не была глупой: она понимала, что просто ужином и вином такого мужчину, как Ромка, не удержишь. Но она не была и из робких. И если уж судьба привела его в её дом — значит, это не случайно. Нужно лишь сыграть грамотно.

 

На следующий день она надела самое соблазнительное из своих платьев — красное, облегающее, с глубоким вырезом — и отправилась… не к Ромке. А в управляющую компанию. Там, улыбаясь миловидному диспетчеру, уточнила, где сейчас работает их уважаемый сантехник. Дальше — дело техники.

 

Ромка как раз заканчивал замену труб в подъезде дома на соседней улице, когда увидел Люсю. Она стояла у подъезда, кокетливо курила и с интересом наблюдала за его вознёй. Он вздохнул, почувствовав приближение разговора, которого совсем не хотел.

 

— О, Люся… Ты чего тут? — сделал он вид, что удивлён.

 

— Мимо шла, — пожала плечами она, будто бы невзначай, — решила посмотреть, как ты тут.

 

— Работаю, сам видишь… — и тут же хотел свернуть разговор, но Люся была настойчива.

 

— Послушай, Ром, если я тебе неинтересна — скажи прямо. Только без этого «я занят», «у меня работа». Я взрослая женщина. И хочу знать правду.

 

Он выпрямился, вытер руки о тряпку, оглядел её с ног до головы. Красное платье, тонкий макияж, глаза — умоляющие, но гордые.

 

— Люсь, ну чего ты начинаешь? — начал он тем самым голосом, в котором звучала и усталость, и лукавство, — я же не обещал тебе ничего. Нам было хорошо, да? Ну и ладно.

 

— А мне — недостаточно «было хорошо», — перебила она. — Мне нужно, чтобы было серьёзно. Или никак.

 

Он молчал. Она отвернулась, чтобы не расплакаться. Уже собралась уходить, когда он вдруг сказал:

 

— Погоди. Ты, может, и правда не такая, как все.

 

— Ты так со всеми говоришь, — холодно бросила она.

 

— Не со всеми, — тихо ответил он. — У остальных я не задерживался больше двух визитов.

 

С этого момента началась их странная история. Роман стал заходить к ней чаще. Иногда — просто попить чаю. Иногда — переночевать. Он всё так же флиртовал с другими, но с Люсей держался иначе. Спокойнее. Доверительнее. Иногда даже мрачно и задумчиво.

 

А однажды, зимой, он пришёл к ней ночью, промокший до нитки и молча упал на диван. Люся молча укрыла его пледом и наложила ужин. Он не притронулся. Только потом, перед сном, прошептал:

 

— Батьку снил… Странно это всё. Живёт человек, думает, будет вечно ходить, смеяться, женщин поить вином… А потом — бах — и тишина. Навсегда.

 

Она не ответила. Просто легла рядом и обняла.

 

Весной Люся снова встретила Гаврикову. На этот раз сама сияла — спокойно, уверенно, почти торжественно.

 

— Ну что, ушёл твой ёрь? — ядовито осведомилась подруга.

 

— Нет, остался, — спокойно ответила Люся. — Даже шкаф мне собрал. И к врачу со мной пошёл.

 

— Беременна?

 

Люся только улыбнулась.

 

— Послушай, Рит, может, ты и права была. Но… пусть я потом пожалею. Я всё равно хочу попробовать. Потому что если не попробую — пожалею ещё больше.

 

Гаврикова хотела что-то возразить, но вдруг замолчала, посмотрела на Люсю и махнула рукой:

 

— Сама виновата будешь, если что… Но ты как будто другая стала. Ну, взрослая прям.

 

— Просто я нашла своего Ромку. А он — может, впервые — нашёл ту, кто не сдалась.

 

Что было дальше — покажет время. Но одно было ясно: Люся решила больше не быть просто очередной. И Роман, привыкший быть хозяином игры, впервые задумался — а не пора ли ему самому

остепениться?

 

Хоть чуть-чуть. Хоть ради неё.

 

Хочешь,…Хочешь, я буду для тебя той самой? — спросила Люся как-то вечером, когда они сидели на кухне, слушая, как за окном тихо капает весенний дождь.

 

Роман поднял на неё глаза. Долго молчал. Потом вздохнул — так, как вздыхают уставшие мужчины, которые прожили слишком многое, но вдруг поняли, что хотят начать всё заново.

 

— Хочешь — попробуем, — прошептал он. — Только я… я боюсь облажаться, Люсь.

 

— А я — не боюсь, — просто сказала она и взяла его за руку.

 

Впервые в жизни он не выдернул ладонь. Наоборот — сжал её крепко. Как будто боялся потерять.

 

Прошло несколько месяцев. Люся действительно была беременна. Узнали случайно — она чуть не упала в обморок в магазине, и Роман, как ни странно, отвёз её не домой, а прямиком к врачу. Сидел в коридоре, теребя пальцами пачку сигарет, и не докурил ни одной.

 

— Поздравляю, папаша, — сказал врач, выходя. — Берегите свою девочку.

 

Он тогда впервые расплакался. Без стыда, по-настоящему, как мальчишка. И Люся, выходя к нему, не спросила ни слова. Просто обняла, прижалась и прошептала:

 

— Мы справимся. Я верю тебе.

 

С тех пор Ромка больше не флиртовал с соседками. Пропала эта его фирменная ухмылка «на всех». Он начал задерживаться дома. Смотрел, как растёт живот у Люси, клал ухо к нему, прислушиваясь, как будто ожидал ответа. Он купил кроватку, сам покрасил стены в детской, и даже — о, чудо — устроился в одну частную контору, где работа была спокойнее, но с полным соцпакетом.

 

А когда родилась девочка — светленькая, с пухлыми щёчками и выразительными глазами, Роман посмотрел на неё и прошептал:

 

— Ну здравствуй, Лена.

 

— Что? — удивилась Люся.

 

— Я… давно хотел сказать. Ту первую любовь… я ведь тогда думал, что без неё не смогу жить. А теперь понимаю — вся моя жизнь была, чтобы дождаться тебя. И эту крошку. Лена. Потому что теперь это имя — не боль. А счастье.

 

Он поцеловал Люсю в лоб, а потом взял малышку на руки. Та чихнула, морщась, и сжала кулачок.

 

Роман засмеялся.

 

И в этот момент, в палате, пахнущей лекарствами и цветами, со слезами на глазах Люся поняла: иногда даже те, кто казался «пропащим», способны измениться. Ради кого-то. Ради смысла. Ради маленького кулачка, который держит тебя крепче, чем кто бы то ни было.

 

И сердце её… не просто д

рогнуло.

 

Оно растаяло. Навсегда.